Жизнь —странная штука. На уроках литературы меня всегда вызывали последним —знали, что могу запутать их к чертовой матери. Завистливые хорьки! Я был талантлив, и сейчас талантлив. Иногда я смотрел на свои руки и видел, что мог стать великим пианистом или еще кем-нибудь. И чем же занимались мои руки? Чесали яйца, выписывали чеки, завязывали шнурки, спускали воду в унитазе. Прошляпил я свои руки. И мозги. Я шёл под дождем. Зазвонил телефон. Продавщица из Джамбо сказала, что выручки нет и она собирается домой. Вот хрень, подумал я. Мне не хотелось возвращаться домой и я побрел к знакомому, чтобы перехватить бесплатный кофе.
Я шел в угнетенном настроении. Человек рождается, чтобы умереть. Что это значит? Болтаешься и ждешь. Ждешь маршрутку. Апрельским вечером ждешь пару звонков. Ждешь, когда заговорит рыба. Когда свистнет рак. Болтаешься в ожидании.
Я прошёл подземный переход и остановился у газетного киоска. Сколько помню, этот киоск стоял там всегда. Я вспомнил, как двадцать или тридцать лет назад подцепил там подружку. Я отвел ее к себе домой, и она мне отсосала. Мне тогда это казалось забавным. Она выпила все мое пиво и без конца говорила о своей работе не помню где.
Дождь перестал, но тоска не проходила. К тому же стало прохладно, и пахло так, как будто кто-то испортил воздух. Я втянул голову в плечи и зашел внутрь.
У меня было 25 баксов. Я был жив. И кажется, даже стал ощущать себя посвежее: Ад таков, каким ты его устроишь.
Жизнь изнашивает человека, до дыр.
Неудачный день. И неделя. И месяц. И год. И жизнь. Будь она проклята.
Сколько тебе самому нужно? И что это все значит? Все мы умираем нищими, и большинство из нас живут в нищете. Это игра на истощение. Надеть утром туфли и то победа.
Нет человеку покоя. Вечно его достают. Не скроешься.
Отец говорил мне, что я буду неудачником. Он тоже был неудачником. Дурная наследственность.
Плоть моя выглядела так, как будто она уже не старается. Как будто ей отвратительно быть частью меня.
Мы должны есть. Едим и снова едим. Мы все отвратительны, обречены на наши мелкие, грязные занятия. Едим, пердим, чешемся, улыбаемся, отмечаем праздники.
Всю жизнь люди ждут. Ждут новой жизни, ждут смерти. Ждут в очереди за туалетной бумагой. Ждут в очереди за деньгами. А если денег нет, ждут в очередях подольше. Ждешь, когда уснешь, а потом ждешь, когда проснешься. Ждешь женитьбу и ждешь развода. Ждешь дождя, ждешь, когда он кончится. Ждешь еды, а потом снова ждешь еды. Ждешь в приемной у врача вместе с психами и опасаешься, что ты один из них.
Расскажешь этот сон психиатру, и он сочинит из него что-то ужасное. Раз ты ему столько платишь, он обязан постараться, чтобы тебя стало тяжело на душе.
Иногда телефон напоминает мне унитаз. Столько всякого говна из него льётся. Конечно, телефон он и есть телефон, а вот что идет через него —это другое дело.
Папаша говорил мне: «Иди в любое дело, где сперва тебе дают деньги, а потом надеются получить их обратно. Это банковское дело и страховое. Бери у людей вещи и давай им взамен листок бумаги. Пользуйся их капиталом, и он пойдет к тебе в руки. Ими движут две вещи: алчность и страх. Ты же оседлай одну —удобный случай». Совет как будто бы неплохой, только папаша умер нищим.
Черт, и даже с женщинами у меня не задалось. Две жены. Каждый раз —ничего такого серьезного. Все подтачивалось мелкими препирательствами. Перебранками из-за пустяков. Склоками по любому поводу. Изо дня в день, из года в год пилежка. Вместо того чтобы помогать друг другу, вы грызетесь, цепляетесь. Придирки. Бесконечные придирки. Все превращается в грошовую борьбу. И когда ты занялся ею, она входит в привычку. Ты уже не можешь из этого выбраться. Да и почти не хочешь выбраться. А потом выбираешься. Совсем. И вот, пожалуйста. Сижу и слушаю дождь. Если я сейчас умру, в мире не прольется ни одной слезинки. Разве этого я добивался? Как странно. До какой степени можно быть одиноким? Но мир полон таких старых ослов вроде меня. Сидят, и слушают дождь, и думают, куда это все катится. Вот когда понимаешь, что ты стар, —когда сидишь и думаешь, куда же это все катится.
Я позвонил в секс услуги, может это отвлечёт меня от мрачных мыслей.
— Владимир, Володенька, мальчик мой. Я вся горю! Голос был прокуренный и грубый.
— Что?
— Я сказала: я вся горю.
— А говоришь как простуженная. Может быть, слишком много куришь?
— Я курю только одну вещь, Володя!
— Какую?
— Не догадываешься?
— Нет…
— Посмотри вниз, — Ну? — Что ты видишь?
— Стакан. Телефон…
— А что еще,?
— Тапки…
— Вов , а что это такое большое торчит, пока ты со мной разговариваешь?
— А, это! Это мое пузо!
— Говори со мной, Вова. Слушай мой голос, представь себе, что я у тебя на коленях и у меня немного задралось платье, видны мои бёдра. У меня длинные белокурые волосы. Они падают мне на плечи. Представь себе это…
— Хорошо…
— Ну, что ты теперь видишь?
— То же самое: телефон, мои тапки, стакан, пузо…
— Володя, ты плохой мальчик! Так и хочется прийти и отшлепать тебя! Или чтобы ты меня отшлепал!
— Что?
— Нашлепать, нашлепать тебя
— Слушай…
— Да?
— Можно я отлучусь на минуту? Мне надо в туалет.
— Ну, я знаю, что ты хочешь делать! Тебе не надо в туалет, ты можешь сделать это прямо по телефону, разговаривая со мной!
— Нет, не могу. Мне надо пописать.
— Володя —сказала она, —можешь считать наш разговор оконченным! Она повесила трубку.
Я пошел в туалет и помочился. И все это время слышал шум дождя. Что ж, разговор получился паршивый, но хотя бы отвлек меня от дурных мыслей. Я спустил воду, вымыл руки, посмотрел в зеркало и вернулся к своему стакану
Я шел в угнетенном настроении. Человек рождается, чтобы умереть. Что это значит? Болтаешься и ждешь. Ждешь маршрутку. Апрельским вечером ждешь пару звонков. Ждешь, когда заговорит рыба. Когда свистнет рак. Болтаешься в ожидании.
Я прошёл подземный переход и остановился у газетного киоска. Сколько помню, этот киоск стоял там всегда. Я вспомнил, как двадцать или тридцать лет назад подцепил там подружку. Я отвел ее к себе домой, и она мне отсосала. Мне тогда это казалось забавным. Она выпила все мое пиво и без конца говорила о своей работе не помню где.
Дождь перестал, но тоска не проходила. К тому же стало прохладно, и пахло так, как будто кто-то испортил воздух. Я втянул голову в плечи и зашел внутрь.
У меня было 25 баксов. Я был жив. И кажется, даже стал ощущать себя посвежее: Ад таков, каким ты его устроишь.
Жизнь изнашивает человека, до дыр.
Неудачный день. И неделя. И месяц. И год. И жизнь. Будь она проклята.
Сколько тебе самому нужно? И что это все значит? Все мы умираем нищими, и большинство из нас живут в нищете. Это игра на истощение. Надеть утром туфли и то победа.
Нет человеку покоя. Вечно его достают. Не скроешься.
Отец говорил мне, что я буду неудачником. Он тоже был неудачником. Дурная наследственность.
Плоть моя выглядела так, как будто она уже не старается. Как будто ей отвратительно быть частью меня.
Мы должны есть. Едим и снова едим. Мы все отвратительны, обречены на наши мелкие, грязные занятия. Едим, пердим, чешемся, улыбаемся, отмечаем праздники.
Всю жизнь люди ждут. Ждут новой жизни, ждут смерти. Ждут в очереди за туалетной бумагой. Ждут в очереди за деньгами. А если денег нет, ждут в очередях подольше. Ждешь, когда уснешь, а потом ждешь, когда проснешься. Ждешь женитьбу и ждешь развода. Ждешь дождя, ждешь, когда он кончится. Ждешь еды, а потом снова ждешь еды. Ждешь в приемной у врача вместе с психами и опасаешься, что ты один из них.
Расскажешь этот сон психиатру, и он сочинит из него что-то ужасное. Раз ты ему столько платишь, он обязан постараться, чтобы тебя стало тяжело на душе.
Иногда телефон напоминает мне унитаз. Столько всякого говна из него льётся. Конечно, телефон он и есть телефон, а вот что идет через него —это другое дело.
Папаша говорил мне: «Иди в любое дело, где сперва тебе дают деньги, а потом надеются получить их обратно. Это банковское дело и страховое. Бери у людей вещи и давай им взамен листок бумаги. Пользуйся их капиталом, и он пойдет к тебе в руки. Ими движут две вещи: алчность и страх. Ты же оседлай одну —удобный случай». Совет как будто бы неплохой, только папаша умер нищим.
Черт, и даже с женщинами у меня не задалось. Две жены. Каждый раз —ничего такого серьезного. Все подтачивалось мелкими препирательствами. Перебранками из-за пустяков. Склоками по любому поводу. Изо дня в день, из года в год пилежка. Вместо того чтобы помогать друг другу, вы грызетесь, цепляетесь. Придирки. Бесконечные придирки. Все превращается в грошовую борьбу. И когда ты занялся ею, она входит в привычку. Ты уже не можешь из этого выбраться. Да и почти не хочешь выбраться. А потом выбираешься. Совсем. И вот, пожалуйста. Сижу и слушаю дождь. Если я сейчас умру, в мире не прольется ни одной слезинки. Разве этого я добивался? Как странно. До какой степени можно быть одиноким? Но мир полон таких старых ослов вроде меня. Сидят, и слушают дождь, и думают, куда это все катится. Вот когда понимаешь, что ты стар, —когда сидишь и думаешь, куда же это все катится.
Я позвонил в секс услуги, может это отвлечёт меня от мрачных мыслей.
— Владимир, Володенька, мальчик мой. Я вся горю! Голос был прокуренный и грубый.
— Что?
— Я сказала: я вся горю.
— А говоришь как простуженная. Может быть, слишком много куришь?
— Я курю только одну вещь, Володя!
— Какую?
— Не догадываешься?
— Нет…
— Посмотри вниз, — Ну? — Что ты видишь?
— Стакан. Телефон…
— А что еще,?
— Тапки…
— Вов , а что это такое большое торчит, пока ты со мной разговариваешь?
— А, это! Это мое пузо!
— Говори со мной, Вова. Слушай мой голос, представь себе, что я у тебя на коленях и у меня немного задралось платье, видны мои бёдра. У меня длинные белокурые волосы. Они падают мне на плечи. Представь себе это…
— Хорошо…
— Ну, что ты теперь видишь?
— То же самое: телефон, мои тапки, стакан, пузо…
— Володя, ты плохой мальчик! Так и хочется прийти и отшлепать тебя! Или чтобы ты меня отшлепал!
— Что?
— Нашлепать, нашлепать тебя
— Слушай…
— Да?
— Можно я отлучусь на минуту? Мне надо в туалет.
— Ну, я знаю, что ты хочешь делать! Тебе не надо в туалет, ты можешь сделать это прямо по телефону, разговаривая со мной!
— Нет, не могу. Мне надо пописать.
— Володя —сказала она, —можешь считать наш разговор оконченным! Она повесила трубку.
Я пошел в туалет и помочился. И все это время слышал шум дождя. Что ж, разговор получился паршивый, но хотя бы отвлек меня от дурных мыслей. Я спустил воду, вымыл руки, посмотрел в зеркало и вернулся к своему стакану
Комментарии
Отправить комментарий